Категория: Архитектура и ландшафт

Постмодернизм в ландшафте

Постсовременная архитектура имеет ярко выраженный контрсовременный характер, она появилась вслед за серьезной критикой методологических установок и эстетики функционализма. Адептов нового движения не устраивал утилитаризм функционализма, его этика узко понимаемой честности, в жертву которым приносились разнообразные культурные смыслы архитектурных форм.

Для анализа художественно-эстетических позиций постмодернизма существенны также его связи с нигилистической контркультурой и «поп-артом». Ниспровержение всего комплекса идей, связанных с архитектурой функционализма или «новой архитектурой», бунт против превращения ее метода в догму перерос в бунт против самой архитектуры. Нигилистическая «контркультура» привела бунтарей к таким крайностям, как китч потребительского «поп» искусства. Эти парадоксы буржуазной культуры, их обусловленность социальными факторами исследованы в монографии А. В. Иконникова «Зарубежная архитектура».

Однако постмодернизм отрицает не только явные недостатки, но и положительные стороны функционализма, обусловленные его связями с развитием научно-технического прогресса. Под таким углом зрения постмодернизм уже был подвергнут объективной критике.

Особого внимания с точки зрения проблем, рассматриваемых нами, заслуживает тенденция, которую современный западный архитектор и критик Роберт Стерн назвал «контексту-ализмом». Эта тенденция — прямое следствие отрицания одного из недостатков функционализма — чуждости его «архитектуры в себе» своему контексту. Постмодернизм утверждает необходимость рассматривать отдельные строения как элементы большого целого и призывает устанавливать между ними необходимое соответствие по форме, размерам и цвету. Именно поэтому, с точки зрения Стерна, постсовременная архитектура отдает предпочтение незавершенной геометрии или смешанным формам перед чистыми.

Чарльз Дженкс — один из самых крупных западных исследователей постмодернизма — отмечает, что философской основой контекстуализма явились исследования механизма, с помощью которого город формирует различные бинарные модели, обеспечивающие его художественную целостность и информативность. И самой важной бинарной парой была оппозиция массы и пустоты, выходящая к идеям о непрерывном урбанистическом пространстве как негативном объеме.

Так формировалась идеологическая основа средового подхода, призывающего перенести акцент со зданий на их контекст, заменить принцип проектирования «изнутри — наружу» принципом «снаружи — вовнутрь». Такой подход приобрел значение для сохранения структуры не только сложившегося городского ландшафта, но и ландшафта природного.

Развитию контекстуализма в какой-то мере способствовало возрождение и приспособление для нового назначения старых построек. Первыми и наиболее известными работами этого направления стали: музей в миланском замке Сфорца (Италия, 1954 г., колл. архит.) и банк в Брауншвейге (ФРГ, 1956 г., архит. X. Вестерман). В таких работах, естественно, основное значение приобрел необходимый уровень решения задач включения в структуру исторических зданий новых форм. Как отмечает А. В. Иконников, «архитекторы при этом не делали попыток стилизовать новое, но искали глубинных аналогий в тектонич-цости и пластических свойствах формы, масштабности, методах использования текстуры и цвета материалов. При очевидной взаимосвязи старого и нового между ними намеренно сохранялся вполне ощутимый качественный разрыв, подчеркивающий подлинность и особую ценность старого».

В утверждении идей контекстуализма существенное значение приобрели градостроительные работы известных постмодернистов братьев Лео и Робера Крие. Они стремились восстановить целостность городской ткани, столь характерную для городов начала XIX в. Для этого Крие использовали четкое разделение пространств и их гармонизацию в соответствии с классицистическими принципами архитектурной композиции. Хорошо известны многие другие примеры, направленные на сохранение непрерывной и целостной городской ткани. Все они весьма неравноценны. Однако в их массе накапливается опыт и утверждается важная идеология средового подхода.

Но контекстуализм постсовременной архитектуры не всегда может проявиться и проявляется из-за другой характерной его тенденции — ретроспективности, вызванной усилением интереса к культурному наследию. Обращение к опыту прошлого приобретает разнообразные и, как правило, неприемлемые формы. Их «основой» может служить и откровенная архаизация нового архитектурного образа, и «цитирование», и ироническое применение фрагментов исторической архитектуры, и воспроизведение .ее общего «настроения» или «тональности».

Мастера постсовременной архитектуры обращались и обращаются к разным периодам в истории архитектуры, в том числе и к эклектике второй половины XIX — начала XX в., в которой, как отмечают А. Рябушин и В. Хайт, «новейшие западные историки видят образец учета требований заказчика, а также художественные характеристики самодеятельного строительства нашего времени». Однако все большим вниманием пользуется классицизм. Основатели классицизма постмодернизма — А. Росси, братья Л. и Р. Крие, Б. Райхлин, Ф. Рейнгардт, М. Унгерс, группа Морфозис и японцы, возглавляемые А. Исодзаки, — не воскрешают классицизм непосредственно, они возвращаются к его духу и его принципам. Это приводит к возрождению его эстетических ценностей, основанных на теории гармонических пропорций. Так появляется симметрия, главные и второстепенные оси, т. е. формально-эстетические ценности, которые препятствуют установлению контактов архитектурных форм с визуальными характеристиками контекста. Существуют и многообразные отклонения от этих догм. Так, Р. Вентури обращается к периоду, предшествовавшему установлению классицистических канонов. Именно поэтому он использует асимметрию в симметрии, применяет незаконченные формы. Последователи классицизма нередко используют прием элизии для объединения сложных форм в одно целое, в известной мере независимое от визуальных характеристик среды. Это особенно примечательно для творчества Т. Ва-танабе, С. Коэн, Дж. В. Райтера и П. Ланкина.

Приверженцы классицизма зачастую повторяют его биологические ошибки, которые также наносят ущерб решению связей с контекстом. Например, Чарльз Мур и другие придают особое значение тому, к^к вписать человеческое тело в неодушевленную форму. Так возрождается Человек Витрувия, идеально пропорциональный, легко вписывающийся в круг и квадрат. Риторическая фигура этого человека, притаившаяся за архитектурой постмодернизма, нередко определяют целостность и композиционную завершенность его форм.

Вместе с тем, как отмечают А. Рябушин и В. Хайт, ретро-спективность постсовременной архитектуры породила и так называемый новый регионализм, который проявился в 50—60-е годы в архитектуре туристских и развлекательных комплексов. Копирование приемов народной архитектуры в какой-то мере способствовало решению визуальных и ассоциативных связей новых строений с природным ландшафтом. Однако механическое повторение форм сельской архитектуры, стилизации под них или их утрирование как «игра», по выражению А. Рябуши-на и В. Хайта, в региональное и сельское, должны быть отвергнуты. Необходимо творческое использование такого опыта и его овеществление с помощью современных выразительных средств.

Таким образом, провозглашая необходимость связей с контекстом, постсовременная архитектура не может решить их на необходимом уровне. Этому препятствует ретроспективность постмодернизма.

Оценивая западные концепции, следует различать и искреннее желание передовых архитекторов средствами своей профессии «направлять развитие общества», создавая для этого совершенную архитектуру, и утопичность этих желаний, не имеющих для своего воплощения соответствующего социального фундамента. Вместе с тем и в самих концепциях проявилась ограниченность, связанная с рассмотрением архитектуры как системы, не связанной с идеологией и социальными условиями. Пьер Ваго, анализируя в одном из номеров журнала «Современная архитектура» роль концепций в западной архитектуре, или доктрин, как он их называет, пишет о провале всех концепций. «Архитектура, по его мнению, одинокий цветок, исключение, случай, оправдание». Все концепции в условиях западного мира несли черты мессианских претензий архитектурной профессии.

Ни одна из этих концепций в целом не может служить фундаментальной основой и для решения связей архитектуры и природы. Совершенно очевидно, что функционализм и органическая архитектура представляют взаимоисключающие крайности. Необходимо диалектическое единство как того, так и другого. Пластическая реакция зданий на сложные условия среды может существовать только в союзе с конструктивной и функциональной четкостью решения. Неприемлема для решения задач интеграции с ландшафтом и архитектура-скульптура. Копирование природных форм как эстетических моделей — одна из разновидностей формализма. Связь с природой в концепции метаболизма является лишь механическим следствием создания форм, внедряющихся в среду. Некоторые постройки метаболистов могут служить примером лишь варианта возможных приемов соединения искусственных и природных форм. Неприемлемы в целом и способы частичной реализации контекстуализма в архитектуре постмодернизма, основанной на ретроспективности.

Вместе с тем многие выдающиеся мастера Запада, такие,, как Ф. Л. Райт, А. Аалто, Р. Пиетиля, Р. Эрскин и др., своей практической деятельностью внесли серьезный вклад в решение проблемы связей. Открытые ими средства достижения гармония между архитектурой и природой в значительной мере обогатили творческое мышление зодчих, способствовали утверждению-«экологии природы».



Архитектура и ландшафт - Постмодернизм в ландшафте

Разделы

Содержание блога

Содержание сайта.


Другое

Статьи по теме "Архитектура и ландшафт"